8 / 13
С.А. Лебедев
8
Гуманитарный вестник
# 12·2017
множеств противоречий стало предложение интуиционистов (позд-
нее их последователи стали называть себя «конструктивистами») отка-
заться от центрального понятия классической теории множеств — по-
нятия актуальной бесконечности. Другим их требованием было введе-
ние ограничений на использование в математических доказательствах
законов исключенного третьего и двойного отрицания, использование
этих логических законов только в рассуждениях о конечных множе-
ствах. Вместо классической математики и логики с их недостаточно
надежными методами доказательства интуиционисты предложили со-
здать новую, конструктивную математику на основе более строгих, чем
в прежней математике, методов ее построения. Таким образом, была
поставлена под сомнение надежность всей классической математики,
а следовательно, и абсолютность математических истин (Л. Брауэр,
А. Пуанкаре, Г. Вейль, А. Гейтинг и др.). Наконец, третьим выдающим-
ся событием, окончательно поколебавшим веру ученых в возможность
достижения средствами научного познания абсолютно-истинного зна-
ния о действительности, стало создание теории относительности и
квантовой механики как физических теорий, не просто альтернативных
классической механике, но и во многом с ней несовместимых (А. Пуан-
каре, А. Эйнштейн, М. Планк, Н. Бор и др.).
Эти революционные события свидетельствовали о том, что мак-
симум, на что могут претендовать наука и научное познание, — от-
носительная истина, причем относительная не только в историческом
плане, но и в плане принципиальной возможности достижения в
науке доказанной объективной истины. Очевидно, что нужно было
отказаться от классического идеала науки как абсолютно истинного и
абсолютно объективного знания о действительности, от претензии
науки на знание того, какова объективная реальность на самом деле,
независимо от познающего ее субъекта. То, что данные наблюдения
(сколь бы многочисленными они ни были) в принципе не могут дока-
зать истинность научных законов и теорий, ученым и философам
стало ясно уже в последней трети XIX в. после сокрушительной кри-
тики классического индуктивизма Бэкона
— Конта
— Милля не
только со стороны его противников — критиков эмпиризма, но и со
стороны сторонников (Э. Мах, Р. Авенариус, А. Пуанкаре и др.) [1].
Было показано, что с логической точки зрения абсолютно некоррект-
но заключать об истинности научного закона или теории на основании
эмпирического доказательства истинности следствий, выводимых из
них. Но уже значительно позже (лишь во второй половине XX в.) в ре-
зультате основательной критики К. Поппером неоиндуктивизма ло-
гических позитивистов станет ясно, что индукция (т. е. аргументация
от частного к общему, от фактов к законам и теориям) не способна
выполнять не только функцию доказательства научных законов и