2 / 12
А.Г. Спирина
2
Гуманитарный вестник
# 1
2016
чимое всемирно-историческое призвание русского народа, в его не-
повторимый путь «проводника» в мире истории для других народов.
Отсюда и вопрос, поставленный Н.А. Бердяевым: «Что есть Россия,
какова ее судьба, что задумал творец о России?» [2, с. 120], т. е. каков
ее путь в мире истории — тот же, что у народов Европы, или совсем
иной? С этой темы (русского мессионизма, особой миссии России, ее
исключительности) началось становление русской философии.
Первым значительным историософичным произведением было
«Слово о законе и благодати» (XI в.) митрополита Иллариона. Здесь
есть идея имперского величия России, которая укоренилась в мента-
литете россиян. Исподволь созревая, она привела к появлению в
начале XVI в. концепции «Москва — третий Рим», в которой выра-
жена богоизбранность русского народа. Начиная с П.Я. Чаадаева,
идея русского мессионизма в полной мере зазвучала у славянофилов
И.В. Киреевского и А.С. Хомякова, в почвенничестве с его приматом
национального над общечеловеческим — у Ф.М. Достоевского.
(В дискуссиях по этому вопросу участвовали В.С. Соловьев, Е.Н. Тру-
бецкой, В.В. Розанов, С.Л. Франк, И.А. Ильин, В.И. Иванов,
Л.П. Карсавин и другие.) Сделав эту проблему предметом глубокого
исследования, названные философы по большей части не впадали в
крайность национализма или отрицания национальной самобытности.
Размышляя о ходе мировой истории и призвания России,
В.С. Соловьев предчувствовал надвигающееся светопреставление.
В 1897 г. он писал своему другу: «Что-то готовится, „кто-то идет“. Ты
догадываешься, что под „кто-то“ я разумею самого Антихриста…»
Трагическое восприятие исторического бытия присуще и
К.Н. Леонтьеву. Он первым почувствовал возможный приход Антихри-
ста (за 9 лет до аналогичного вывода В.С. Соловьева): «Россия в но-
вой форме повторяет историю старого Рима. Но разница в том, что
под его подданством родился Христос, — под нашим скоро родится
Антихрист» [3, с. 507]. Размышляя о ходе мировой истории, о судьбе
России, К.Н. Леонтьев и В.С. Соловьев шли разными путями, но их
исторические проекты заканчивались одними и теми же выводами:
наступает катастрофическая эпоха, апокалипсис, «конец света».
Но были предчувствия надвигающегося светопреставления и в
смысле революции. О «бесах» революции писали А.Н. Радищев,
Ф.М. Достоевский и философы религиозного ренессанса.
Русская историософия обязана П.Я. Чаадаеву постановкой еще
одной темы — «Запад — Восток». «Проблема „Восток и Запад“, —
писал Н.А. Бердяев, — в сущности, всегда была основной темой все-
мирной истории, ее осью» [4, с. 185]. Для России проблема выбора
между Западом и Востоком стояла уже в силу ее географического
положения. У П.Я. Чаадаева эта проблема приобрела пессимистиче-