Закономерность и случайность в истории и историографическом контексте
3
зависящее от деятельности субъективного фактора, который во мно-
гом решает, быть или не быть этой закономерности. Как отмечал
Ю.М. Лотман, история «не есть только сознательный процесс, но она
и не только бессознательный процесс. Она есть взаимное напряжение
того и другого» [8, с. 344].
В соответствии с расхожим мнением, случай является «разменной
монетой» закономерности. Это означает, что историческая случайность
придает неповторимый колорит закономерности, составляя стержневой
элемент ее структуры. Например, в зарубежной историографии уже
давно получил широкое распространение взгляд на случайность как си-
лу, которая правит миром. В такой постановке вопроса история оказы-
валась суммативным выражением различных прихотей, капризов, сим-
патий и антипатий. Еще в 1909 г. Дж.Б. Бьюри в очерке «Дарвинизм и
история» утверждал, что исторические события объясняются «случай-
ными совпадениями». Примерами таких совпадений будут «внезапная
смерть вождя, бездетный брак» и вообще решающая роль индивидуаль-
ности в истории. По мнению ученого, история определяется не причин-
ными рядами, аналогичными рядам, составляющим предмет изучения
естественных наук, но случайным «столкновением двух или большего
числа причинных рядов» [9, с. 143, 144].
А.Дж. Тейлор также считал, что история мало чему может научить
современного человека, а потому «единственный урок, который мож-
но извлечь, исследуя прошлое, — это бессвязный и непредсказуемый
характер человеческой деятельности: история представляет собой цепь
случайностей и ошибок». Прошлое было для А.Дж. Тейлора преиму-
щественно хаотичным нагромождением множества явлений, каждое из
которых могло в любой момент изменить ход событий. Поэтому он
был уверен, что весь облик, который приняло европейское человече-
ство в XX в., по большому счету зависел от того, по какой улице шо-
фер повезет эрцгерцога Франца-Фердинанда [10].
Квинтэссенцией западной историографии стала провозглашенная
Дж.Б. Бьюри в одноименном очерке теория «носа Клеопатры». Бук-
вально ее можно сформулировать так: если бы у Клеопатры нос был
чуточку длиннее или короче, она не была бы столь красива и не влю-
била бы в себя стольких полководцев. Следовательно, ход истории
стал бы развиваться по-иному, чем произошло на практике. По этому
поводу Х. Ортега-и-Гассет однажды иронически заметил: «Если вы
хотите понять всю эпоху, посмотрите на нее с расстояния. С какого?
А именно с такого, чтобы увидеть Клеопатру, но не разглядеть ее но-
са» [11, с. 81].
Вполне уместная ирония со стороны мыслителя, позволяющая,
однако, считать излишне заостренным мнение Л.Б. Алаева: дескать,
«… если нет в истории закономерностей, значит, нет смысла ни в
ней, ни в историческом факте» [12, с. 90].
