Эволюция и экология мироздания:постановка проблемы, методология исследования
5
родовидового соподчинения. Чтобы определиться с тем, является ли
данное эмпирическое представление видом какого-либо рода, нам
надо иметь в уме метакатегории «то же и другое по виду», «род и
вид». Род у Аристотеля существует как «другое по виду». «Другое по
виду» есть атом, сущий в том же роде и содержащий противность.
«Противность» есть законченное различие. Чтобы определиться с ро-
довидовым отношением тех или иных эмпирических представлений,
нам надо «подвести» их под метакатегорию «другое по виду», а для
этого надо найти и принять «различие», присущее данному предмету,
которое было бы противностью. Если соответствующее «различие»
найдено и условия применения всех соответствующих метакатегорий
удовлетворены, мы «думаем», что имеем дело с родом и его видами
[8]. Рассматривая целесообразность биологических процессов, Ари-
стотель усматривает глубокое родство между «произведениями при-
роды» и «произведениями искусства»: те и другие вызваны к жизни
ради известной цели и благодаря одинаковым средствам. Разница
между ними состоит в том, что причина первых заключена в них са-
мих, а причина вторых лежит в мастере. Природа очень постепенно
переходит от неодушевленных предметов к живым существам, за
царством неживых существ идет сначала царство растений. Переход
от растений к животным является еще более постепенным. Притом
род человека, животных и растений был всегда, и только низшие жи-
вотные и растения могут самозарождаться в неживой материи.
Однако неверная оценка определенных наблюдений и убедитель-
ность аналогии рождения особи и зарождения вида привели антич-
ных мыслителей к ошибкам, и их труды не привели к созданию эво-
люционной теории. Как мы теперь знаем, эволюция может быть до-
казана в первую очередь с помощью косвенных свидетельств, а появ-
ление видов и особей — это два совершенно разных процесса [9].
В чем тут проблема?
В философии Аристотеля характеристики вещей мыслились как
отдельные самотождественные формы, объединяемые только за счет
общего субстрата, а между самими формами связи оказывались невоз-
можными. Мысль после Аристотеля застыла перед проблемой един-
ства вещи. Не разрешив ее, знание не могло кристаллизоваться как
естественнонаучное. Схоластика мучительно долго перерабатывала
эту проблему, потому что проделать эту работу можно было только на
этапе высокой зрелости мышления, после чего становится возможным
естественнонаучное осмысление эволюционных процессов.
Ощущение того, что идеи античных мыслителей канули в темные
века, складывается из-за того, что углубляется понимание миро-
устройства, человека и его внутреннего мира. В частности, Августин
использует латинский термин «трансценденция» (недоступное опыту
