4 / 11
Б.Н. Земцов
4
Гуманитарный вестник
# 12·2016
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура.
Все это, видите ль, слова, слова, слова.
Иные, лучшие мне дороги права;
Иная, лучшая потребна мне свобода:
Зависеть от царя, зависеть от народа —
Не все ли нам равно? Бог с ними.
Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья.
— Вот счастье! вот права... [8].
Спустя десятки лет даже такие столпы русской литературы, как
Ф.М. Достоевский и Л.Н. Толстой, оставались в душе анархистами
[9, 10]. На рубеже XIX–XX вв. ментальность большинства населения
России была антибуржуазной. Либерализм в политике и идейной
жизни подвергался беспрерывным нападкам. Все направления рево-
люционного движения — народники, марксисты, эсеры — отрицали
необходимость права. Поэтому вполне закономерно, что, придя к
власти, большевики взяли курс на создание не правового, а социаль-
ного государства.
Таким образом, концентрация внимания среднестатистического
западноевропейца на состоянии прав и свобод человека (базовых
критериях развития общества современной Европы) в Советском
Союзе является методологической ошибкой.
В новой же России базовые политические ценности иные. После
революции 1991 г. на конституционном и доктринальном уровнях
институт прав и свобод человека занял почетное место. Права и сво-
боды человека в России считаются приоритетными. В феврале 1996 г.
Россия подписала «Конвенцию о защите прав человека и основных
свобод» и ряд протоколов к ней. В марте 1998 г. они были ратифици-
рованы.
Проблема изучения исторических закономерностей не ограничи-
вается особенностями регионов. Специфичны и разные периоды ис-
тории одной и той же системы. Эта академическая истина не воспри-
нимается на бытовом уровне. Например, участница форума об отно-